С.А.Сухопаров

ТРУДОВАЯ ЗАКАЛКА ЖИЗНИ

LABOUR VIGOUR OF LIFE

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

Гл. 1. Возвращение солдата

Гл. 2. Рождение по обету

Гл. 3. Познание мира

Гл. 4. Рождение брата

Гл. 5. Круги ада

Гл. 6. Крест

Гл. 7. Прощание с Родиной

Гл. 8. Добрый мир

Гл. 9. Широкий мир

Гл. 10. Годы учения

Гл. 11. Немножко романтики

Гл. 12. Тучи над Родиной

Гл. 13. Скорбный путь

Гл. 14. По дорогам войны

Гл. 15. Возвращение домой

Гл. 16. Годы подъёма

Гл. 17. Крушение

Гл. 18. Судьбы людей

Гл. 19. Ретровзгляд в будущее

Глава семнадцатая

КРУШЕНИЕ

В летний период интенсивность работ на садовых участках летних работ возрастала. Полка сорняков, поливка - вот далеко не полный их перечень. Продолжалась еще достройка, перестройка, побелка, окраска помещений и снаружи и внутри. В хорошую погоду хотелось ещё сходить на озеро, выкупаться, позагорать. На всё требовалось время. Поэтому в погожие воскресные дни не все садоводы уезжали с вечера, но оставались до утра и с первым утренним поездом ехали на работу. Так было и в этот злосчастный день. Накануне в воскресенье днём и вечером погода была великолепной. Вечером очень не хотелось уезжать в душный пыльный город. Поэтому я остался ночевать до утра. Утром пошёл на самый ранний поезд. Чтобы вовремя успеть на работу, я всегда в город ехал во втором вагоне. Так я решил и в этот раз. Но на платформе, в месте, у которого останавливался второй вагон, стояло много народа. Поэтому я прошёл по платформе туда, где останавливались задние вагоны, и где находилось меньше народа. Я рассчитывал залечь на свободной третьей полке и поспать несколько часов, пока идет поезд. В те годы на пригородных линиях железной дороги курсировали вагоны дальнего следования с тремя полками. Но на этот раз поезд шёл из Приозёрска. И, когда я вошёл в пятый вагон, все верхние полки были заняты. Пришлось сесть на нижнюю полку и дремать сидя. Так я дремал до станции Капитолово. Вдруг я ощутил, что вагон подпрыгнул. Затем последовали сильные толчки спереди и слева одновременно. Меня сбросило с сиденья на донизу открытое окно. Я, пригнувшись, нырнул в это окно. Оказался на земле и, не теряя ни секунды, не разгибаясь, отскочил от вагона, который, падая, врезался в сторожевую будку. Я выпрямился и осмотрелся. Пятый вагон в наклонённом положении опирался на сторожевую будку. Спереди и справа от него валялись обломки искорёженного металла и расщепленные доски. Я подумал, что поезд врезался в свалку. Потом среди этих обломков увидел тела взрослых людей и детей. Из уцелевших вагонов прибежали мужчины и стали растаскивать обломки вагонов и вытаскивать из - под них трупы людей и живых ещё пассажиров. Мёртвых складывали на траве в местах, свободных от обломков, раненых укладывали на сооружённую матерчатую подстилку. Я начал вместе со всеми помогать растаскивать обломки вагонов, но когда я увидел раздавленных детей, я сам стал терять сознание, зашатался и стал падать. Находившиеся рядом люди подхватили меня и отвели к перекрёстку дороги. Там уже стояло несколько машин, на которых отправляли пострадавших людей в больницы, либо домой. Меня расспросили о моём самочувствии, и, когда я сказал, что лучше мне поехать на свой участок, посадили меня в один из грузовиков и повезли в наше садоводство. Шофер попросил меня не признаваться, что был на месте крушения, так как люди помешают продолжать путь дальше. Дома я осторожно, чтобы не пугать детей, рассказал Зине о крушении и о моём спасении. Зина восприняла мой рассказ очень спокойно, как чихание, на которое можно не обращать внимания. Я понял это как продолжение охлаждения, вызванного полученным ею письмом. Я попил чаю, собрался и поехал на завод. Дорожные рабочие уже успели расчистить колею на месте крушения, и движение было восстановлено. Поэтому я беспрепятственно доехал до Ленинграда. На заводе был обеденный перерыв, и я свободно прошёл через проходную и затем направился в лабораторию. Здесь меня встретили с радостью. Молодые девушки, которые ещё робели передо мной, теперь дали волю своим чувствам, обнимали и целовали меня. Рассказывали мне, что меня разыскивали среди погибших и якобы нашли, но без рук и без ног, и в шутку ощупывали мои руки и ноги.. Меня по всем больницам, моргам разыскивал тесть, но конечно не мог найти, так как я был жив. На этом вроде и закончились все события, связанные с крушением поезда. Но через некоторое время меня пригласили в партком, якобы для правдивой информации о крушении. Мне сообщили: крушение произошло из- за того, что при входе поезда на станцию Капитолово дежурный перевел стрелку в тот момент, когда первый вагон с паровозом миновал стык рельс и двигался по прежнему рельсу. Второй вагон только подходил к стыку рельс, когда стрелка была уже переведена, и поэтому пошёл по другому пути. Сила инерции первого вагона и сила тяги паровоза повалили второй вагон, третий вагон налетел на второй и буквально смял его, четвертый вагон сошёл с рельс и повернулся на сто восемьдесят градусов, а пятый вагон, сойдя с рельс, налетел на сторожевую будку, наклонился, но не упал. Шестой вагон и следующие за ним вагоны остановились в отдалении от места катастрофы, благодаря тому, что проводница шестого вагона затормозила, и вагоны остановились. А причина всего этого - пьянство. В пятницу стрелочники сдавали техминимум, и сдали его все на отлично. Отличный результат решили отметить и отметили, как следует, и "перебрали". На следующий день в субботу похмелялись. В понедельник вышли с головной болью. В ожидании поезда дежурный вздремнул. Когда сигнал подходящего поезда его разбудил, он поспешно перевёл стрелку. И вот итог! Секретарь парткома сообщил число жертв - двадцать семь человек всего. Но в советское время правду говорить о потерях запрещали, а потери были в десятки раз больше. Отзвуки катастрофы в моем сознании сохранялись долго. Я это почувствовал, когда ехал из Саратова в Москву по служебным делам. Поезд шёл ночью. Когда я проснулся, то в стуке колес уловил непривычный звук - одно колесо периодически сильно стучало. Я стал прислушиваться. Стук явно усиливался. Сейчас будет крушение. Надо повернуть стоп-кран! Стук нарастал. Паническая мысль убеждала: надо действовать! Я начал сползать с полки, чтобы пройти к стоп-крану. В этот момент поезд начал замедлять ход и остановился. Я прислушался. Послышались отдаленные удары молоточка обходчика по колёсам. Обходчик приблизился к нашему вагону и стал обстукивать колёса вагона. Я, задерживая дыхание, прислушивался к каждому удару. Звуки были чистые, ровные. Значит, колёса исправные Звуки молоточка удалялись и замерли. Поезд тронулся, и теперь ничего необычного в стуке колёс я не уловил. Я спокойно уснул и проспал до Москвы, поняв, насколько могут быть искажены нашими органами чувств внешние раздражители. В Москве я опять встретился с сестрой Таней и рассказал ей и о крушении поезда и о воображаемом страхе крушения. Также в Москве я побывал на Бережковской набережной в Институте по делам изобретений. Здесь меня постигла неудача. Мне не удалось защитить своё изобретение при встрече с экспертом. Пришлось ни с чем возвращаться в Ленинград. На даче зацвела сирень и другие цветоносы. От пыльцы у меня началась аллергия. Врач выписал лекарство супрастин. В 1957 умер мой незабвенный друг и покровитель Иван Алексеевич Шошин. Он принимал меня на работу, отдал свой паёк хлеба, спасая меня от голодной смерти, как отец, следил за моим продвижением в науке и выводил на ровную дорогу к успеху. Мы с ним были идейными единомышленниками. Приведу один пример. При защите оптико-электронного прибора, который ГОИ разрабатывал пять лет, заказчик высказал сожаление, что прибор может выполнять не все функции. Тогда Шошин высказал мнение, что можно создать прибор, который будет выполнять все необходимые функции. Он не сказал, как, но мне сразу стала ясна его идея. Я сразу нарисовал схему и показал ему. Шошин посмотрел схему и сказал:
- Да, я так думал, но откуда Вы узнали?
- По наитию, - ответил я искренно. Я немедленно оформил заявку на изобретение на основе нашей идеи на его и моё авторство, и мы получили авторские свидетельства на изобретение, которое до сих пор хранится у меня как ценнейшая реликвия.
Своё изобретение мы реализовали в течение одного года, провели испытания в натуре, которые полностью подтвердили все ожидания. Это была удача, за которую ГОИ даже обиделся, так как мы решили проблему за один год, в то время как ГОИ не решил её и за пять лет.
На похоронах Шошина прощальное слово предоставили мне. С дрожью в голосе я рассказал, какую утрату мы понесли, какой большой вклад он внес и в завод, и в ЦКБ и особенно в науку, каким он был скромным, и, имея такие достижения в технике, не имел званий, степеней и регалий. В течение двух лет вакансия Главного инженера, которую занимал Шошин, была свободна, так как трудно было найти равноценного ему человека. В конце концов, выбор пал на меня. В один из обычных дней директор завода Панфилов М.П пригласил меня к себе в кабинет и стал интересоваться моей жизнью, работой, здоровьем, жильем, садоводством.
- Ну, как здоровье, Серафим? Подлечили тебя в Сестрорецком курорте?
- Да, получше стало, особенно помогла трудотерапия в саду, по рецепту эстонского врача в Пярну, - ответил я, подчеркивая пользу работы в саду.
- Ну, добро, раз ты поправился, хочу предложить тебе занять должность Главного инженера ЦКБ. После смерти Шошина вакансия свободна. Мы тут обсудили твою кандидатуру в парткоме. Кокушкин одобряет наш выбор. Как ты на это смотришь?
- Отрицательно, Михаил Панфилович. Не справлюсь я с работой на этой должности. Очень сложная номенклатура проектов.
- Не боги горшки ожигают.
- Справишься. В лаборатории у тебя порядок. Подумай, даю тебе три дня на это.
Но уже через день вышел приказ о моём назначении Главным инженером ЦКБ. Как говорится, без меня меня женили. Начальником бывшей моей лаборатории назначили инженера Никитина Б.Д.
У меня началась новая жизнь. В первый же день как я занял свой кабинет, ко мне хлынул поток посетителей. Некоторые по делу, другие из любопытства. Если соблюдать этикет, то из кресла не подняться. Вопросы, просьбы, подписи бумаг, разрешения, увольнительные и так без конца. Домой стал приходить поздно. Обедал в заводской столовой в отдельном помещении. Ужинал и завтракал дома. На дачу выезжал по выходным. Зина находилась на даче с детьми постоянно. И все текущие дела в будние дни ложились на неё. Поэтому я в выходные дни старался сделать как можно больше. А дела в саду нарастали, как снежный ком. В августе и сентябре созревал урожай овощей, ягод, фруктов. Его надо было сохранить, переработать, чтобы можно было использовать в осеннее и зимнее время. Всё это мы делали вдвоём, иногда помогали девочки. Но супружеское охлаждение не спадало. Во время отпуска или длительной командировки начальника ЦКБ приходилось особенно туго. На меня возлагались обязанности начальника ЦКБ, и оставались свои многочисленные обязанности. Утром, как сядешь в кресло, так и не поднимешься, за дверью и в кабинете деловые люди ожидали решения технических вопросов, либо аудиенции. Я специально приходил утром на работу на полчаса раньше, чтобы наедине разобраться с почтой и разными бумагами. Сперва, пока люди этого не знали, это помогало, но потом посетители стали тоже приходить до начала работы, чтобы занять очередь на приём. Домой стал возвращаться ещё позднее, что вызвало ещё большую отчужденность. Я по-прежнему продолжал преподавать в техникуме и никогда не отменял занятия, чтобы не расшатывать дисциплину и не терять время, отведённое на занятия. Это всегда строго соблюдалось, подобно тому, как теперь скрупулезно соблюдается время на рекламу. Занятия в техникуме у меня шли успешно, и я стал подумывать о переходе на постоянную преподавательскую деятельность.
В 1959 был объявлен конкурс на замещение вакансии доцента по кафедре профессора С.Т. Цуккермана. Я собрал документы, необходимые для участия в конкурсе, подал их, и после проведения конкурса был избран на должность исполняющего обязанности доцента. По закону я должен был подать заявление о переводе в ЛИТМО. Но директор завода Панфилов категорически отказывался отпустить меня и даже обратился к секретарю обкома КПСС с просьбой разрешить нарушить закон. Но ему в этой просьбе было отказано, и мой перевод в ЛИТМО состоялся. В ЛИТМО я освоил все виды учебной нагрузки. Вскоре меня утвердили в звании доцента. По существовавшим нормативам, учебная нагрузка была небольшой, и я стал также заниматься научной работой. Через пару лет декан оптического факультета Кулагин В.В. предложил мне поступить на два года в докторантуру, с переводом на должность старшего научного сотрудника, и я занялся серьёзной научной работой.
Через два года в срок я закончил свою докторскую диссертацию, её обсудили на ученом совете института и рекомендовали к защите, предложив трех оппонентов: профессоров Чуриловского В.Н., Смолова В.Б., Мирошникова М.М., которые дали положительные отзывы. Затем в поточной аудитории состоялась защита моей диссертации. Защита прошла успешно. Члены учёного совета, выступавшие после официальных оппонентов, отмечали положительные стороны, научный и практический вклад диссертационной работы. Затем диссертацию отправили в ВАК на официальную экспертизу, которая из- за болезни эксперта длилась целый год. Экспертиза была положительной, и на её основании мне выдали диплом доктора технических наук.
После защиты докторской диссертации меня утвердили деканом факультета повышения квалификации преподавателей, организованного мной ранее, и затем выбрали заведующим новой кафедрой. Мне было присвоено звание профессора. Я провел формирование штата кафедры, разработку учебного плана, изготовление, монтаж и наладку новых лабораторных работ. Всё это необходимо было проделать в короткие сроки. К 1975 была подготовлена и выпущена первая группа специалистов, а затем в последующие годы кафедра стала выпускать по две и по три группы специалистов. Одновременно с этим кафедра готовила специалистов высшей квалификации - ученых кандидатов технических наук. Лично мной было подготовлено двенадцать кандидатов технических наук. Так продолжалось до 1996. В том году я заболел раком. В сентябре месяце этого года мне сделали онкологическую операцию. В следующем году мне дали инвалидность второй группы с правом работы на четверть ставки. С тех пор я работаю профессором на кафедре с неполной нагрузкой.
Семейные дела мои кончились разводом с Зиной. Ей с детьми я оставил двухкомнатную квартиру, а сам вступил в строящийся кооператив на предприятии второй жены. Вторая жена через несколько лет умерла, и я женился в третий раз на женщине, имевшей взрослую дочь. Здесь я совершил непоправимую ошибку. Я пошёл на семейный обмен площадями. Свою отдельную квартиру я отдал дочери новой жены, а сам взамен выбывшей дочери прописался в квартире жены. И теперь, как говорится, живу на птичьих правах. Новый Жилищный кодекс не предусмотрел никаких прав на жилую площадь тех, кто при родственном обмене вселился со своей площадью в квартиру собственника, облаченного всеми правами на общую площадь, в том числе и правом выселить неугодного вселившегося квартиранта. Средства массовой информации приводили множество примеров захвата и расширения жилой площади непорядочными собственниками за счёт выселения людей, вселившихся при родственном обмене со своей площадью. Пока не будет исправлен этот недостаток нового Жилищного кодекса, будет много жертв непорядочности и корысти новых собственников квартир. С тех пор меня не покидает депрессия и чувство неуверенности. Что касается здоровья, то оно с возрастом стремительно ухудшается. Возникают новые и развиваются хронические болезни. У меня их длинный список. Среди них болезни с летальным исходом. Это рак, болезнь Паркинсона, грыжа, ишемическая болезнь сердца, гипертония. Коварство их заключается в том, что летальный исход от них наступает скоропостижно. Далее следуют мои болезни, мешающие нормальной жизнедеятельности, такие, как болезни глаз, глухота, варикозная болезнь конечностей, трофические язвы, аденома простаты, цистит, холецистит. С этими болезнями, хотя и неудобно, но можно ещё жить, если не запускать их и вовремя лечить в случае обострения. Что касается инфекционных болезней, то отчасти спасает приобретённый иммунитет и меры предосторожности от них. Вот так протекает трудный финал жизни, если он не осложняется нелепостями законодательства, корыстью непорядочных, недобросовестных, а иногда и преступных людей. В этом случае добавляется ещё депрессия, одна из тяжелейших болезней, иногда кончающихся летально… И, если человек живет долго, то он заслуживает уважения за совершённые в расцвете сил полезные дела, с одной стороны, и за стойкость в борьбе со старческими болезнями и невзгодами в конце жизни.
http://virginmuseum.ru/
Peter museum
Mycrossof
http://valenik.ru/ Рейтинг@Mail.ru