Гл. 19. Ретровзгляд в будущее
СУДЬБЫ ЛЮДЕЙ
Жизнь человека на всем её протяжении неизбежно связана с судьбой других людей, с которыми человек либо был тесно связан, либо встречался, либо судьба его зависела явно или неявно от другого человека. Об этих людях я собираюсь повествовать дальше. Это прежде всего мои родители.
Моя мать Юлия Николаевна, в девичестве Устинова, была единственной дочкой богатого купца Устинова Николая Никитича, который души не чаял в своей единственной дочери. Семья Устиновых жила в селе Залесное в двухэтажном доме. В первом этаже дома располагалась лавочка, второй этаж был жилым.
Село Залесное соседствовало с хутором Сухопаровским, и купец Устинов хорошо был знаком с богатым помещиком Сухопаровым Павлом Владимировичем, который был частым посетителем лавочки Устинова. Там-то и присмотрел Павел Владимирович невесту для своего старшего сына, Александра, недавно вернувшегося с Русско-Японской войны.
Послали сватов, сторговались о приданом. Николай Никитич ничего не жалел для своей любимой дочери, и поэтому о приданом договорились быстро.
И зашумела в большом отчем доме Сухопаровых широкая русская свадьба. И нарожала красавица жена Александру в промежуток между войнами трех дочек и одного сыночка, который, к сожалению, умер в самом начале первой мировой войны. Солдаткой воспитывала она оставшихся у неё на руках малолетних дочек.
Тесть Павел Владимирович вскоре умер вслед за кончиной супруги. Им было уже под восемьдесят лет. И легли на хрупкие плечи Юлии дела и заботы о большом хозяйстве помещичьей усадьбы Сухопаровых. Лишь постоянная помощь отца Николая Никитича позволила ей сохранить и большой дом, и огромное хозяйство от полной разрухи.
Возвращение мужа, хотя и больного, позволило Юлии освободиться от непосильных для женщины тягот и множества различных забот по дому. Но это была лишь короткая передышка. Александр вынужден был скрываться вдали от малой родины, и Юлия осталась одна со своими неразрешимыми проблемами.
Её жизнь состояла из двух неравных по времени частей: беззаботного, обеспеченного и счастливого периода девичества, и полной лишений, опасностей, тяжкого труда, горя, тревог и несчастий второй половины жизни.
В последние годы жизни она смогла немного расслабиться под опекой сыновей и дочек, но у неё поднялось высокое артериальное давление, развился инсульт, от которого она умерла в 1948.
Мой отец, Сухопаров Александр Павлович, старший сын крупного помещика, все свои молодые годы прослужил на фронтах воюющих армий Японии, России и Германии. В промежутке между войнами на нем лежали все заботы об отчем доме, работы по поддержанию и развитию большой помещичьей усадьбы.
Этому способствовали практический опыт работы в сельском хозяйстве, коммерческая жилка, помощь родных братьев и безграничная любовь к своим детям. Он никогда не наказывал физически своих детей. В них он видел своё счастье. Он был одаренным на все руки человеком, способным к различным поделкам и устройствам.
Он сделал маслобойку, табакорушку, веретённую прялку, овощерезку, картофелечистку, медовую центрифугу, устройство для валяния валенок, отремонтировал конную косилку и многое, многое другое. В свободное от неотложных дел руки его никогда не оставались без дела.
То он мастерил какую - нибудь замысловатую игрушку, то большое и сложное устройство для выжимания сока из яблок, груш или овощей. Но он был больным и несчастным человеком. Он не обрёл ни счастья, ни покоя после возвращения домой в 1917.
Продналоги, продразвёрстка, недоимки, неурожай и голод двадцатых годов, как кошмар, преследовали его. Ищейки-фискалы преследовали и шантажировали его за несуществующие недоимки. Он вынужден был скрываться, работать во вредной для его здоровья среде. Ищейки - фискалы наконец доконали его.
Он тяжело больным тайно приехал умирать на родину, но не мог живым появиться в своём доме и умер в избе брата 24 декабря 1928. Ему было всего 52 года
Старшая моя сестра Татьяна родилась в 1911. Девочка была спокойной и серьёзной, и быстро стала помощницей для матери и отца и нянькой для своих младших сестричек. Вместе с отцом она уехала в Москву к тетке Ксении.
Образование имела начальное, домашнее, дополненное самостоятельно. Формально числилась неграмотной. В первые годы жизни в Москве была на побегушках у тётушки Ксении и ухаживала за больным отцом, работавшим продавцом в частной керосиновой лавочке.
На эту должность трудно было найти охотника, и поэтому отца приняли на работу без документов о прописке. Таня для отца была медицинской сестрой и домашней работницей, готовившей пищу, стиравшей белье, убиравшей за отцом.
После смерти отца она устроилась на работу бракировщицей отдела технического контроля завода Красная Звезда. Жила она по-прежнему у Северовых в маленькой комнатушке без окна, бывшей ванной Северовых. Лишь в последние семь лет своей жизни она получила комнату в новом доме на Севастопольском проспекте.
В этом доме она и умерла в возрасте шестидесяти семи лет. Замужем она не была, детей не осталось, но страстно любила животных, особенно лошадей, а собакам готова была отдать последний кусок. Хоронить её я ездил из Ленинграда в Москву. Так ушла из жизни ничем не приметная, ничем не отмеченная простая русская женщина.
Моя средняя сестра Мария родилась в 1912. Уехала вместе с отцом к тётке Ксении. Отличалась живым и веселым нравом. Была заводилой во всех играх и выдумках. Обладала добрым и отзывчивым характером.
Первой приходила на помощь отцу, матери и своим сестрам в трудные моменты жизни, иногда в ущерб своим интересам. Когда мы с мамой приехали в Ленинград, Мария уступила нам свою маленькую шестиметровую комнатку, а сама ютилась где попало, то в общежитии на улице Шкапина, то уезжала с мужем в Севастополь.
Образование у неё также было домашнее плюс самообразование. Из - за недостатка образования она часто меняла места работы. Но у неё было коммерческое чутье. Она умела и выгодно купить вещь, и продать её с прибылью для себя. Была модницей. Купленные вещи, особенно шляпки, она переделывала так, чтобы она в них выглядела модно.
Свое имя Мария, с целью конспирации при оформлении на работу во время проживания в Москве, она изменила на Зою. С тех пор родные и знакомые в домашней обстановке звали её Зоей. Во время войны Малый Оперный театр, в котором она работала вместе с мужем, эвакуировался в Оренбург.
Жизнь там была очень дорогая, и, чтобы выжить, Маша организовала на дому вязку простых чулок и продавала их на базаре. Благодаря этому, она спасла от голода и мужа, и себя. Вместе с театром они вернулись в Ленинград на свои должности, и даже в свою квартиру на Невском проспекте.
Она любила природу и кошек. С моей помощью они с мужем Алексеем Николаевичем построили маленький домик --дачку и обработали небольшую площадь моего участка, Маша посадила там немного цветов, вырастила немного зелени. В этом домике они проводили время в летнее теплое время.
В холодное время она возвращалась в город. Но однажды она нарушила этот порядок, важный для её здоровья. Чтобы не увозить кошку в город, при похолодании она осталась на даче и простудилась. У неё возник рецидив легочных болезней и, несмотря на лечение в больнице, она умерла 9 апреля 1980.
Младшая моя сестра Валентина родилась в 1914, когда наш отец направлялся на фронт. Она была тихой, впечатлительной девочкой.
Старшие сестры Таня и Маша подчиняли её себе, и она послушно следовала за ними и в играх и в несложных детских делах, которые выполняли девочки в помощь родителям. Когда она подросла, то её влекло к маленьким детям.
Она очень переживала за судьбу младшего брата Коленьку, оставленного в залог у чужих людей по требованию сельских властей, чтобы заставить нас вернуться обратно на хутор.
Заработав немного денег, работая нянькой у дочки Северова Николая Николаевича Галины, она съездила за Коленькой, используемым в качестве подпаска, забитым и затравленным, грязным и голодным, привезла его в Москву, выходипа, отмыла и вылечила его, после чего привезла его в Ленинград Здесь она осталась, поступила работать на фабрику имени Ногина.
Жила в нашей маленькой комнатке, площадью в шесть квадратных метров, вместе со мной, мамой и Коленькой. Здесь она нашла своего суженого, Егорова Николая Васильевича, вышла за него замуж и родила дочку, которую назвали Галиной как бы в память о доброй дочке Северова Н.Н. Валя жила в ведомственной квартире мужа в посёлке Клиново.
Осенью сорок первого года в посёлке Клиново Валя с семьей попала в окружение. К счастью, муж Вали Николай Егоров, хорошо знавший местность, вывел семью из окружения. Они буквально проползли ночью через опасную зону, разделявшую русские и немецкие войска.
В блокаду муж Вали умер от голода, а Валя с дочкой Галиной эвакуировалась в Казань к матери. Затем она завербовалась в строительную компанию, предоставившую ей комнату в Ленинграде. в подвальном этаже дома. Впоследствии она получила комнату на улице Верности.
В последние годы жизни, после обмена комнаты, жила в квартире с дочкой Галиной, ее мужем и внучкой Светланой. Как и все пережившие блокаду, она болела и умерла в 1989 в окружении родных.
Мой единственный брат Николай родился в 1922.
Был любимцем матери. Она долго кормила его материнским молоком.
Когда он просил есть, она так же, как раньше со мной, подражая его детскому произношению, кричала:
-Пушку, пушку!, - а он уверенно и как бы с упрёком отвечал:
- Товлено давно!
Год был засушливый, голодный, молока у матери было мало и Коленька, как все ласково его называли, рос худеньким и плаксивым. Взрослые, как только появилась первая зелень, подкармливались баранчиками - сергибусом, диким луком, которые в изобилии покрывали зелёным ковром все вокруг, пока солнце не высушивало весенние запасы влаги.
"Хлеба" созревали рано, и люди досрочно выкашивали созревшие делянки на корм скоту, а для выпечки первого хлеба молотили рожь цепами, веяли зерно деревянными широкими лопатами, мололи его ручными жерновами и выпекали первый хлеб, настоящий, без примеси. Каким он казался вкусным по сравнению с хлебом, кое - как испеченным, с обилием примесей!
Когда полностью созрели хлеба, начиналась жатва и уборка урожая эерновых, фруктов и овощей, отец с матерью были заняты по хозяйству, Коленьку нянчили сестренки, а я развлекал его, играя с ним, он очень привязался ко мне. После переезда отца с девочками в Москву мы - мама, Коленька и я - остались жить втроём.
В летний период мама целыми днями уходила работать в поле или отлучалась по делам, а Коленька оставался на моём попечении.
Мы с ним либо играли, либо выполняли мамины поручения - собирали в саду мелкие сучья для костра и варили на нём картофель или кашу к приходу мамы , а зимой мы с мамой уходили рано утром за дровами, Коленька оставался один, или спал, или плакал. Мама приходила, скидывала свою одежду, обогревала его своими поцелуями и успокаивала.
Когда в начале тридцатых годов прошлого деревнях началась "чистка" - людей либо загоняли "добровольно" в колхозы, либо принудительно ссылали в Соловки, мы с мамой вынуждены были бежать в Москву по временной "Увольнительной" справке для лечения после обморожения мамы,
Коленька заложником оставался один у чужих людей в качестве подпаска в паре с одним единственным другом - собакой Полканом.
Корыстные люди, обещавшие не обижать ребенка, нагло обманули её, эксплуатировали Коленьку и издевались над беззащитным ребенком. Лишь добрый и самоотверженный поступок младшей сестры Вали спас его от неминуемой гибели.
Валя привезла его в Москву в пригородный дом Северова Николая Николаевича, отмыла Коленьку, приодела, вылечила и привезла его в Ленинград Нашей радости - моей и маминой - не было предела.
Хотя жили мы бедно, мама зарабатывала только шестьдесят рублей в месяц, и мы вынуждены были продавать белый хлеб на базаре, чтобы выкупить хлебный паёк на следующий день, для Коленьки покупали пятикопеечную булочку.
С осени тридцать первого года мы пошли в школу, Коля - в первый класс, а я в четвёртый. В школе нас кормили обедом, давали котлетку или рыбу с картофелем и компот из сухофруктов. Для нашей семьи это было большим подспорьем. Коля из школы приходил рано и не был голодным.
В старших классах уроков было больше, и я возвращался из школы позже Коли.
Мама с работы приходила позже всех. Коля оставался один либо дома, либо на улице - во дворе, где "тусовались" такие же беспризорные ребята. Учился Николай не очень охотно. Его больше интересовали уличные "тусовки". В те годы происходила территориальная консолидация подростков и молодежи.
Внутри некоторой замкнутой территории подростки объединялись и считались "своими" а на другой подобной замкнутой территории считались "чужими". Подростка, оказавшегося не на своей территории, били и изгоняли прочь. Улица, в которой находился наш дом, входила в "стеклянское" объединение тусовок, соседнее объединение называлось "смоленским".
Между чужими "объединениями" или отдельными представителями "чужих" часто возникали драки. Николай окончил семилетку и собирался поступить учиться в техникум. В каникулы он с приятелями поехал в Приозерск. Там на них напали, как на "чужих ", свои "приозерские" Завязалась драка. Силы были неравные. Николай вместе с другими храбро отбивался.
Вмешалась милиция. Драку квалифицировали как хулиганство и направили дело в показательный суд. Николаю в числе других присудили срок по статье "Хулиганство" Николай отбывал его ещё в Приозерске, когда началась воина. Из осужденных сформировали штрафной батальон, посадили в теплушки и направили на фронт.
Я сумел встретить теплушку, в которой ехал Николай и повидался с ним.
Николай воевал на самых тяжелых участках фронтов - в Прибалтике, на Ломоносовском пятачке, был трижды ранен. В одном из сражений его окружили несколько немецких солдат, но он успел взорвать на себе гранату. Немцы были убиты, но сам он получил тяжелейшие ранения, едва остался жив.
После выздоровления он получил инвалидность первой группы, учился и, окончив техникум, работал Главным энергетиком комбината "Рабочий" в Ленинграде.
Во время отпуска лечился в санатории "Северная Ривьера", там из - за осложнения получил инфаркт, продолжал лечиться в госпитале Ветеранов войны и там умер от третьего инфаркта. Он был последним из чреды ушедших членов нашей семьи. В живых остались я и моя племянница Галина.
Далее следуют новые поколения моих детей, внуков и правнуков: дочерей Ирины, Елены, внуков Игоря и Дениса, внучки Майи, правнука Алексея, правнучек Алины и Даши.
К слову, мои правнук Алеша, сын Майи и правнучка Алина, дочка Игоря, родились одновременно в один год, месяц и день.
Сейчас им по девять лет, правнучка Даша на семь месяцев младше. Пути судеб живых ещё впереди. И будем надеяться, что их судьбы претерпят меньше испытаний, горя и утрат и будут более счастливыми.
А я в последние дни старого года испытал новое испытание и спасение.
Вечером в субботу я вовращался домой.
У нас в подъезде действует так называемый домофон. Я магнитным ключом пытался открыть входную дверь подъезда. Но ключ не действовал. Не успел я позвонить в свою квартиру, чтобы жена открыла дверь, как ко мне на помощь подошли двое молодых мужчин и как-то открыли дверь.
Втроём мы вошли в стоящий в первом этаже лифт.
Один из мужчин спросил, до какого этажа я еду, и нажал кнопку своего этажа. Лифт пошёл. Когда лифт прошёл несколько этажей, мужчина, стоявший слева от меня, толкнул меня в бок и спросил вроде бы панибратски:
- Деньги есть? Я в тон ему отвечаю:
- Откуда у меня деньги? У меня всё на магнитных карточках. Они больше ничего не спросили и вышли на седьмом этаже, а я благополучно доехал до своего этажа, хотя события поначалу могли бы развиваться и с далеко не благополучным исходом.
Но рука моего ангела - хранителя, много раз отводившего от меня беды и несчастья, и на этот раз отвела возможный неблагоприятный исход событий. Но, возможно, я стал свидетелем, опасным для преступников. В этом я вижу для себя потенциальную опасность.
|