С.А.Сухопаров

ТРУДОВАЯ ЗАКАЛКА ЖИЗНИ

LABOUR VIGOUR OF LIFE

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

Гл. 1. Возвращение солдата

Гл. 2. Рождение по обету

Гл. 3. Познание мира

Гл. 4. Рождение брата

Гл. 5. Круги ада

Гл. 6. Крест

Гл. 7. Прощание с Родиной

Гл. 8. Добрый мир

Гл. 9. Широкий мир

Гл. 10. Годы учения

Гл. 11. Немножко романтики

Гл. 12. Тучи над Родиной

Гл. 13. Скорбный путь

Гл. 14. По дорогам войны

Гл. 15. Возвращение домой

Гл. 16. Годы подъёма

Гл. 17. Крушение

Гл. 18. Судьбы людей

Гл. 19. Ретровзгляд в будущее

Глава пятая

КРУГИ АДА

Необходимо было спасать положение. Прежде всего, надо было оставить семена для осеннего и весеннего сева. Необходимое количество зерна отец отвёз на хранение свекру Николаю Никитичу, чтобы фискалы не забрали их в счет налога. Николай Никитич, как купец, пользовался в округе большим уважением и доверием. Его лавочка была нужна всем. В ней можно было приобрести все необходимое в деревенской жизни и для людей, и для скота. Поэтому его лавочку не трогали. Он аккуратно платил налоги, и причин для его репрессий не было. В каменных подвалах его дома можно было сохранить запасы семян.
Чтобы оставшегося зерна хватило до нового урожая, хлеб стали выпекать с примесью мякины и яблок. Хлеб стал сырой, караваи при выпечке прилипали к поду печки и подгорали. На зиму оставили минимальное поголовье скота и птиц, чтобы только сохранить потомство. Остальную часть продали для уплаты налога, часть прирезали и заморозили или засолили на солонину.
Хотя налоги уплатили, весной следующего года фискалы нагрянули и потребовали уплатить несуществующие недоимки. Угрожая оружием, они заставили отца открыть скотный двор. Отец предъявлял квитанции об уплате налогов, но никакие доказательства не помогали. Фискалы вывели со двора лошадь и корову и собрались их увести. В это время Таня, которая очень любила лошадей, с криком: - Не отдавай, папа! - схватила уздечку лошади. Один из фискалов замахнулся плеткой на Таню и хотел ее ударить. Я бросился к Тане и громко закричал. Коленька на руках у мамы заплакал. Мама презрительно крикнула на замахнувшегося фискала: - Арестант! Отец быстрым движением перехватил руку с плеткой и крикнул:
- Ты на кого замахнулся, подлец! Другой фискал выхватил пистолет и направил его на отца. Отец быстро, выработанным в рукопашных боях приемом, ударил этого фискала по руке. Пистолет выпал из руки фискала и упал на землю к ногам отца. Отец быстро поднял пистолет, размахнулся и забросил его в заросли крапивы в яму за отхожим местом.
- А ну, проваливайте отсюда! - командным голосом гаркнул отец.
-Ты еще ответишь за сопротивление власти! - матерясь, злобно орали фискалы. - Никакая вы не впасть! Вы мошенники, у меня нет недоимок, все уплачено! Мародеры вы! - парировал отец. Продолжая материться и угрожать отцу, но, понимая, что не на того попали, обезоруженные фискалы вышли за ограду сада и пошли в крапивник, ничего не нашли, и, увидев жижу в отхожем месте, сели на свою телегу и уехали. Отец загнал корову обратно в скотный двор и пошел за лошадью, которую Таня отвела к полянке, где росла зеленая травка. Постепенно все успокоились, только у отца на душе было неспокойно. Не пройдет даром этот скандал. И, действительно, на следующий день на хутор приехал председатель сельсовета Дугин, пришел к нам и спросил у отца: - Ты что же скандалишь, Сухопаров! Прогнал фискалов, оказываешь сопротивление власти! Негоже так! - Да они второй раз заставляли меня платить налог. У меня все уплачено! Вот квитанция. - Верно, в должниках ты у меня не значишься. Я фискалов к тебе не посылал.- На этом разговор закончился. Отец приступил к неотложным весенним работам. Он съездил за водой в Дарищи, затем поехал в Залесное за семенами, хранившимися у Николая Никитича. Надо было заканчивать сев яровых: овса, проса, гречихи, гороха, затем посадить в огороде капусту, картофель, свеклу, морковь и другие овощи. В огороде сажать мелкие семена овощей помогала Таня. Под картофель отец пропахивал борозды, а мама с Таней бросали в них клубни. Маша с Валей в это время смотрели за мной и забавляли Коленьку.
После голодной зимы весна тоже была голодной. Хлеб пекли с разными примесями. Он выпекался с трудом и мало утолял голод. Щи варили из щавеля, крапивы и лебеды. В праздники готовили окрошку с куриным мясом. Скот перевели на подножный корм. Лошадей, которым днем не было возможности кормиться, водили в "ночное" - места, богатые травой, где они паслись. Лошади нескольких дворов, освобожденные от пут, небольшим табунком паслись под охраной людей. Охрана была необходима от воров и волков. Дежурили по очереди. Однажды, когда подошла очередь дежурить отцу, он взял меня с собой. Ехали верхом на лошади. Сзади бежал Полкан, радостно виляя хвостом. Впереди скакали другие лошади с седоками. Отец усадил меня перед собой так, чтобы удобно было править и поддерживать меня. За плечами у него висело охотничье ружье. В эту ночь стояла теплая и ясная погода. Из степи доносились крики перепелок и уханье коростелей ("дергачей"). На небе ярко горели звезды. Отец отпустил лошадь, сел на пенек на опушке сухого русла реки, положил рядом ружье. Он посадил меня на колени, показывал звезды на небе и называл созвездия, рассказывал мне, откуда возникли эти названия. Потом он рассказал сказки, про Конька - Горбунка и Красную Шапочку, и многие другие сказки. Лошади, похрустывая, щипали траву. Вокруг бегал Полкан, загоняя обратно отделившихся от табунка лошадей. Ночь казалась волшебной, продолжением сказок. Потом начали гаснуть звезды и заниматься утренняя заря, которую я впервые увидел.
Отец оседлал лошадь, посадил меня, сел сам, и мы поехали домой. Мама меня раздела, напоила парным молоком. Я лег и сладко уснул. Но отец не мог себе этого позволить, впереди у него были дневные работы и заботы. Подошел сенокос. Травы выросли хорошие. Но отощавшим людям косить было трудно. Они часто отдыхали, долго курили свои самокрутки. Особенно тяжело было отцу. Он много кашлял и сильно потел. Его мучила астма, полученная на войне. Мама с Таней сушили и сгребали сено. Маша и Валя оставались присматривать за Коленькой. Я обычно уезжал на сенокос.
Наша делянка, где косили сено, была близко, и на обед мы приехали домой. Мама быстро приготовила окрошку с куриным мясом, и мы наскоро пообедали. Мама покормила Коленьку и собралась было ехать на сенокос вместе с папой и Таней. Но в этот день на большаке перед нашим домом расположился на привал большой гурт скота - коров и быков. Пастухи развели костер и начали варить кулеш - похлебку из пшена, картофеля с кусочками свинины. Женщин хутора они попросили подоить отчаянно мычавших коров. Женщины не заставили себя ждать. С ведрами они выбежали на большак и стали доить коров. Некоторые женщины, в том числе и мама, успели надоить по два ведра. Пастухи угощали мальчишек вкусным, пахнущим дымком, кулешом. Через некоторое время пастухи закончили обед и погнали гурт дальше на бойню в Тулу. Молоко, надоенное женщинами, явилось хорошим подспорьем в голодное время. Первое время его пили свежим. С кислого молока мама сняла много сливок, сметаны, приготовила творог.
Подоспела рожь, и началась жатва. Ее ждали с нетерпеньем. Срочно скосили небольшой участок, обмолотили вручную цепами, зерно, смололи и испекли первый хлеб без примесей. Он нам показался необыкновенно вкусным после сырого хлеба, который выпекали раньше. На хуторе возникла проблема с обучением подрастающих детей. Драматическое положение создалось в семье Дмитрия - брата отца. Своих детей - дочку Розу и сына Андрея - они отправили в Москву к родственникам жены. Там дети Дмитрия хотели поступить в школу. Но московские власти поставили условие, чтобы они отказались от своих родителей. И Роза с Андреем вынуждены были пойти на это. Дмитрий и его жена Анна пережили тяжелейший шок от расставания с детьми и дискриминационными условиями поступления в школу. В нашей семье решили обучать девочек на дому. Первые азы обучения - азбуку, чтение и счет - им преподали родители. Мама и отец были хорошо образованными людьми и могли дать первоначальное образование. Для дальнейшего обучения наняли было приходящую учительницу из Дарищ. Но из этого ничего не получилось. Девочки отвлекались и шалили на занятиях. Задания учительницы выполняли небрежно или совсем не выполняли. Учительница пожаловалась родителям. В ответ девочки стали дерзить и иронизировать, передразнивать учительницу. К тому же учительницу надо было привозить утром и отвозить вечером домой. Поэтому, к обоюдному согласию, договор между учительницей и родителями был расторгнут. Отец пытался сам возить девочек в школу в Дарищи. Но при этом приходилось ждать, когда кончатся занятия, чтоб отвезти девочек домой, либо дважды ездить в Дарищи, что не всегда было возможно. По этому вопросу между родителями часто возникали споры и ссоры. Наконец, решили отправить девочек в Москву к Северовым, к тетке Ксении, которая обещала пристроить девочек на работу и в школу без отречения их от родителей. Девочек начали готовить к отъезду, собирать деньги на дорогу и на покупку городской одежды. Отец продал бревенчатый сруб, находившийся под одной крышей с горницей. На углах вместо сруба плотники поставили столбы, а стены забрали жердями. Деньги, вырученные за сруб, пошли на оплату жердей, работу плотников, налога, а оставшаяся часть - на одежду и обувь девочкам, покидающим родной дом. Дети Федора, брата отца, тоже собирались в Москву к родственникам вдовы Федора, Евгении. Сам Федор умер от болезни простаты - спазма и полной закупорки мочеиспускания. Четверо детей - две девочки Капитолина и Варвара и близнецы Константин и Михаил - остались без отца на попечении матери и её родных. Их тоже Евгения решила отправить на обучение в Москву. Но она опасалась отпускать детей одних и попросила отца присмотреть за ними в дороге и в Москве. Когда об этом сообщили сестре отца Ксении, она ответила, что всех сразу принять не может. Поэтому решили, что раньше поедут в Москву Евгения с детьми, а потом - отец с моими сестрами. Вскоре Евгения с детьми уехали. Для отца эта отсрочка была очень кстати. Он, вместе с мамой и старшими сестрами, закончил жатву зерновых и их обмолот, копку картофеля, уборку овощей, отвез сено и солому во двор, смолол на мельнице рожь, съездил на крупорушку с просом и гречихой и привез пшено, гречневую крупу и муку для блинов. Он успел закончить до отъезда все работы, чтобы нам с мамой меньше было хлопот и всем легче перезимовать. Отец собирался вернуться после того, как устроит девочек.
И вот наступил день отъезда. У мамы, девочек, да и меня с Коленькой глаза опухли от слез. Особенно сильно плакала Валя, прощаясь со мной, мамой и Коленькой. Она целовала его и горько плакала. Она привыкла к нам, играя и присматривая за нами, пока старшие сестры помогали родителем в работе в саду, на огороде, на сенокосе. Она любила своих братьев и маленьких, и, когда они повзрослели. Отец держался мужественно, понимая серьезность и значимость положения. Подъехали Николай Никитич с бабушкой Олей и работником, отвезли плачущих девочек и отца на станцию Ефремов и посадили их на поезд до Москвы. Первый круг замкнулся. Мы с Коленькой и мамой остались одни.
Через месяц после отъезда отца с дочерьми начал закручиваться второй круг. Произошло это накануне Покрова Пресвятой Богородицы. Ночью яростно залаял Полкан, потом к нам постучались. Мама вскочила, накинула сарафан и стала ждать, не открывая. Коленька спал, но я проснулся. Стук повторился более громко. Мама спросила дрожащим голосом:
- Кто там, что вам надо?
- Власть! Открывай быстрее! Не то дверь выломаем!
- Тише, у меня дети спят, - открывая дверь, попросила мама.
- Плевать мы хотели на твоих щенят! Говори, игде твой… самогон гонит?
- Никакого самогона мы не гоним.
- Как бы не так! В Покров и без самогона!
Я осторожно открыл глаза. Мамы в горнице не было. Она стояла в сенцах у порога, не приглашая ночных "гостей" в горницу. В открывшуюся щель я увидел силуэты трех мужчин. Один из них зажег зажигалку, чтобы осветить маму. И я разглядел, что двое из них - в черной коже, а третий - в форме милиционера. Двоих в коже я узнал, это были фискалы, которые приходили к нам прошлый год. Мама тоже их узнала, но виду не подавала. Она старалась отделаться от них. - А где сейчас твой муж? - спросил милиционер.
- Он поехал в Ливны смолоть ржи и на крупорушку с просом и гречихой и застрял, там, видно, очереди на мельнице и в крупорушке, все хотят запастись на зиму мукой и крупой. - Куда его черт понес в такую даль перед праздником? - ворчливо заговорил милиционер.
- Там сразу можно и муки смолоть и на крупорушку свезти просо и гречу…
- Ну, хватит крутить! Идем, показывай! Ведь наверняка знаешь где! … - не то сами найдем, хуже будет! - злобно заговорил один из одетых в черную кожу.
- Никуда я не пойду, я не одетая. Ищите сами, где хотите. В доме, вы видите, ни огня, ни запаха самогона, ни дыма нет. Мы на ночь не топим, чтобы не было пожара. Как видите, в доме искать нечего. Только детей разбудите. - Она проскочила через полуоткрытую дверь в горницу и закрыла её изнутри на засов.
Мама вся дрожала и еле держалась на ногах, когда подошла к моей кроватке, остановилась и прислушалась, что слышно снаружи: - Кажется, ушли… слава Богу. В этот момент раздался яростный до хрипоты лай Полкана. Он еще долго лаял, постепенно успокаиваясь.
- Спи, сынок… - тихо прошептала она мне, поправила одеяльце на постельке Коленьки и пошла к себе. Там мама зажгла "коптилку", зашелестела бумагой, пододвинула непроливайку с чернилами и начала что-то писать.
Я еще не умел читать, но потом узнал, что она написала обычное, но краткое письмо отцу с припиской: … "приходили твои ночные "гости", хотели видеть тебя… к празднику ты уже не приезжай, опасно…ночью Полкан часто лает, воют волки. Я его спускаю на ночь с цепи. Ездила к своим. Лошадь, чтобы не задрали волки, оставила у них. Домой они привезли меня на своей". Это письмо мама передала Розе, приезжавшей тайно к родителям.
Так мы на всю зиму, а может быть, и больше, остались одни. Первую зиму мы прожили благополучно. Убранного хлеба, овощей и фруктов (в основном яблок) нам хватало, дом отапливали обрезками, щепками и соломой, питьевую воду подвозил дедушка. Пришла первая весна нашей одиночной жизни. Мама проявила расторопность и находчивость. Землю, площадью в семь десятин и сад она отдала исполу в аренду. В саду поставил пчелиные улья со своей пасеки милейший человек, Михаил Иванович Агеев. В нашем прекрасном саду росло много цветоносов, и кругом в степи и на полях было много цветов. Сбор меда был очень хороший. Михаил Иванович был искуснейшим пчеловодом. Он спокойно ходил возле своих ульев без всякой защиты. Пчелы его не жалили. И лишь когда он вынимал из ульев соты с медом и вставлял их в центрифугу, то слегка дымил тлеющей гнилушкой. Не кусали они и нас даже в самые жаркие дни лета. Зато дарили мед, часть которого мы получали за аренду.
Под огород землю нам вспахал контуженый работник, приказчик лавки Николая Никитича. Самое необходимое - свеклу, лук, огурцы и другую зелень - посадила мама вместе со мной. Я, чем мог, помогал ей. Картошку под плуг сажали работник со мной и мамой: работник пропахивал борозду, а я с мамой бросали клубни в борозду, он затем боронил землю, зарывая посаженное.
В сенокос нашу делянку мама также сдала исполу в аренду, с условием, что причитающееся нам сено арендатор доставит нам во двор. Жатву: косовицу, обмолот, веяние зерна проводили исполу у нас. Перед домом соорудили ригу - шатер из жердей, покрытый сверху прошлогодней соломой.
В центре шатра установили конную молотилку, в особые оглобли которой запрягли четырех лошадей, двигающихся вокруг привода молотилки. Один глаз у лошадей был закрыт черной повязкой, а вожжи натянуты для поворота вправо. В центре привода располагался погонщик лошадей. Он непрерывно кричал:
- Эй, пошел, пошел!
С помощью конической пары шестерен вращение привода передавалось на горизонтальный карданный вал, расположенный в углублении, чтобы не мешать ходу лошадей, и далее через цепь шестерен и ремней вращение с большим ускорением передавалось на барабан молотилки. Барабан вращался с большой скоростью. В переднюю часть молотилки закладывались снопы ржи или другой культуры, а на выходе вылетали солома и зерно на брезентовое полотно. В обмолоте одновременно участвовало много народу. На входе один подавал в молотилку снопы, связанные соломенным жгутом, другой подносил снопы с телеги. На выходе молотилки один человек отгребал солому, двое подавали зерно в механическую веялку, которая располагалась рядом с молотилкой и приводилась в работу от конного привода молотилки одновременно или отдельно с помощью ременной передачи. На выходе веялки один человек собирал зерно в мешки, другой относил мешки на телегу. Третий человек отгребал и собирал мякину в тару. Мякина использовалась на корм скоту, а в голодные годы её подмешивали в муку при выпечке хлеба.
В риге было довольно шумно и весело: кричал погонщик, гудел барабан молотилки и вентилятор веялки, кричали и смеялись мужчины, парни и девушки, помогавшие при молотьбе. Затем из соломы сооружали скирды во дворе дома, зерно и мякину ссыпали в амбар.
Мама все летние и осенние дни была в работе. Утром завтракала и, оставив мне с Коленькой что-нибудь поесть, приходила только вечером. Нас она просила собрать сухих веточек и сварить в чугунке на костре картошки, либо пшенной каши. Я научился копать и варить на костре в чугунке картошку, и кашу тоже. Однажды летом я попробовал сдобрить пшенную кашу медом, который нам давал Михаил Иванович Агеев за аренду. Но маме и Коленьке не понравилось, и, в основном, эту кашу мне пришлось доедать самому.
Осенние работы: уборка овощей, капусты, копка картошки - выполняли мы с мамой, лишь иногда нам помогал контуженый работник дедушки. Наступила вторая зима после отъезда отца в Москву. Он не только не мог вернуться домой, но и опасался открыто переписываться. Поэтому мы опять зимовали одни. Пропитанием на зиму мы себя худо-бедно обеспечили. Но с отоплением стало очень трудно. Топили только русскую печь соломой. Лишь при выпечке хлеба печь топили дровами - обрезками жердей и досок. Отец перед отъездом перегородил горницу досками на две половины. Одна половина, в которой находилась печь, отапливалась, другая оставалась холодной. Спали мы все трое на русской печке. А в помещении, даже в отапливаемой половине горницы, было холодно. Мама всеми способами утепляла горницу. Нижние части двойных рам она засыпала гашеной золой. И вот в одну из непогожих зимних ночей мама проснулась и увидела в окне, перед топкой печи, красный отблеск. Она разбудила меня и спросила:
- Сима, посмотри, что это, луна всходит? - Я взглянул и увидел, что это разгорается подоконник окна.
- Нет, мама, мы горим! …горим!
Мы соскочили с печки и полуголые бросились к окну. Нижняя часть коробки рамы и подоконник тлели красным цветом, вот-вот готовые вспыхнуть пламенем. Дорога была каждая секунда. Воды в доме не было. Быстро надев валенки и накинув, что попало, на плечи, мы выскочили наружу. Дул сильный ветер, валил мокрый снег. Подоконник снаружи тлел темно-красным цветом и шипел от падающего на него снега. Мы схватили лопаты и начали забрасывать подоконник снегом. Мама зачерпнула ведро снега и побежала забрасывать снегом подоконник изнутри. Обугливавшиеся части шипели и постепенно гасли от таявшего снега. А я забрасывал окно снегом снаружи. Так мы продолжали гасить пожар до самого рассвета. Мы сняли вторую внутреннюю раму окна и посыпали снегом золу. Наблюдали за тем, не появится ли где-нибудь дымок, не блеснет ли искра. И благодарили Господа Бога за спасение от страшной беды. Мы содрогались от одной только мысли, что могло бы быть, опоздай мы хотя бы на минуту! Мы поняли, что причиной возгорания была оставшаяся в золе не до конца сгоревшая частица, которую раздул сильный ветер этой страшной ночи.
Но беда не приходит одна. В середине зимы к нам подъехал Дугин и попросил маму придти в сельсовет деревни Дарищи и ознакомиться с новым земельным наделом.
- Если успеешь собраться, то на обратном пути я тебя могу подвезти…- Он, как большой начальник, ко всем обращался на "ты". Мама быстро собралась и, когда подъехал Дугин, поехала в Дарищи, обещав засветло вернуться домой. В сельсовете ей сообщили, что наш надел урезан вдвое, до площади, полагающейся на трех человек - четыре с половиной десятины, включая площадь под садом. Озабоченная тем, что теперь при сдаче земли в аренду исполу мало, что останется на следующий год, она пошла домой пешком по накатанной дороге. На развилке, примерно на половине расстояния от Дарищ до хутора, она свернула вправо. на дорогу в село Залесное, чтобы зайти к родителям и сообщить им горькую новость. Она долго шла по этой дороге, но село не появлялось. Стало темнеть. Мама прибавила шагу, надеясь, что дорога куда- нибудь приведет. Но через некоторое время впереди показался лесок. По этой дороге, по-видимому, ездили в лесок за дровами. Ее охватила паника, что она заблудилась… Куда идти? Идти назад по дороге? Но она прошла длинный путь и вернется обратно в Дарищи… А дома дети…одни…ждут… Так, прислушиваясь, она пошла по целине вдоль леса в предполагаемую сторону села Залесное. Было очень тихо. Ни лая собак, ни пенья петухов не было слышно. Так она шла некоторое время, все больше проваливаясь в снег. Вдруг вышла на какую-то дорогу. Усталая, но обнадеженная, мама пошла по этой дороге, надеясь, что она приведет в Залесное. Вскоре показался …. тот же лесок. Она, оказывается, сделала круг. Мама подошла к ближайшему дереву и облокотилась на него. Ей стало жутко и холодно.
- Какой ужас! Помогите! - закричала она. Крик потонул в падающем сверху и расстилающемся вокруг снегу. Стало клонить ко сну. Теплая истома разлилась по телу…она встрепенулась. Только бы не уснуть! Мама знала, что это смертельная опасность. Обнаружила пенек, присела было на него, но стала валиться набок. Ей так захотелось прилечь на эту мягкую снежную перину...
- Нельзя! - крикнула она сомой себе и стала с трудом подниматься.
Вдруг ей почудился какой то шорох и какой - то странный лай. - Волки, - ужаснулась мама. Лай повторился, он был слишком высокого тона для собаки или волка. Это, кажется лиса, подумала она, скинула варежки и похлопала в ладоши. Лай прекратился, потом он возник с другой стороны, а затем с нескольких сторон. Мама, хлопая в ладоши, отгоняла лис. Потом стала молиться Богу.
- Спаси меня Господи, спаси меня грешную! Спаси ради детей моих!
- Да воскреснет Бог и расточатся врази его…..
Так, отгоняя лис хлопками рук, мама протопталась до рассвета. В сумерках рассвета она увидела лошадку, запряженную в сани и человека на санях. Это ехал за дровами мужик из Дарищ….
- Я заснула, мне снился сон… - испугалась мама, стала протирать глаза и перекрестилась. Мужик на санях заметил женщину, ползающую на дороге у опушки леса, и тоже испугался:
- Чур меня!… - и перекрестился. Видение не исчезло. Он подъехал ближе к женщине. Она с трудом поднялась на ноги, подошла к саням и плюхнулась в них в изнеможении, окоченевшая от холода. Мужик скинул тулуп и набросил его на маму, а сам остался в поддевке. Повернул сани в обратную сторону и спросил:
- Куда ехать?
- В Залесное, в лавку Устинова, я дочь его, - еле слышно проговорила мама.
- Только не спи, нельзя! - крикнул мужик, встряхнув маму, - скоро приедем!
И действительно, менее чем через полчаса сани подкатили к дому Устинова.
- Кого там Бог принес?, - выглядывая из лавки, спросил Николай Никитич.
- Дочь твою! - скидывая тулуп с мамы и помогая ей встать на ноги, ответил мужик. - Ехал за дровами в лес перед вашим селом, а нашел красавицу.
Дедушка выскочил из лавки, помог маме сойти с саней и закричал:
- Оля, скорей спускайся вниз, оденься только! - Затем обратился к мужику:
- Спасибо тебе, добрый человек! - и вынес из лавки шкалик с водкой.
- Погрейся!
- Благодарствуем, - сказал мужик, развернул сани и уехал.
Прибежала испуганная бабушка Оля и, когда увидела маму, едва не лишилась сознания. Поддерживая дочь с двух сторон, отец и мать повели ее наверх.
А мы, я и Коля, вечером долго играли на тёплой печке с нашим котом, Коля уснул, ничего не подозревая, а я почувствовал недоброе. Когда я молился перед сном, я молил Бога, чтобы мама скорей вернулась, чтобы ничего не случилось с ней. И вдруг к нам подъехали с мамой дедушка и бабушка. Они растопили печь, бабушка сварила обед и ужин, смазала маме обмороженные руки и ноги и уложила её отдыхать и поправляться. Мама рассказала, что с ней случилось прошедшей ночью, о чём я и написал. Так закончился страшный второй круг. Начался третий, смертельный...
О том, что случилось с мамой, сообщили в Москву Северовым. На сообщение быстро откликнулась Маша. Она через неделю приехала на хутор с большим багажом поношенных вещей и лекарствами для мамы. Маша рассказала про жизнь отца и сестер в Москве. Папа работает в керосиновой лавке, очень кашляет от вредных испарений, Таня живёт у тётки Ксении, помогает ей вести хозяйство большой семьи Северовых: братьев Константина, Николая, Михаила и папы, который тоже живет в квартире Северовых. Валя живет у Николая Николаевича в няньках. Помогает воспитывать его детей: Галину и Анатолия. Сама Маша работает на фабрике сортировщицей пуговиц. Изменила себе имя на Зою, чтобы скрыть свое непролетарское происхождение и прибавила себе лет до "совершеннолетнего" возраста. На время поездки взяла кратковременный отпуск. Рассказала, что познакомилась с инженером-строителем Шлембергом. Зовет её в Ленинград. Лекарства, в основном мази от обморожения, помогли маме быстрей поправиться. Носильные вещи, хотя и поношенные, были кстати. Осенью этого года мне нужно было идти в школу села Дарищи. А одежды и обуви никакой не было. Мама примерила, подогнала на нас поношенную, немодную одежонку, но для деревни она была просто хороша.
Наступившей осенью мама собрала меня в школу. За первый класс мама подготовила меня сама. Меня приняли сразу во второй класс. Единственная в школе учительница Салмонида Федоровна преподавала в двух парах классов: в первом с третьим и во втором с четвертым, расположенных в одном помещении
Я ходил в школу вместе с двоюродным братом Николаем. Он был уже в третьем классе, а я только во втором. Школа от нашего хутора была на расстоянии около трех верст. Мы ходили в школу каждый день, кроме воскресенья, при любой погоде. В школе Салмонида Федоровна ходила от одного класса к другому, в одном классе давала задания и шла проверять их выполнение в другом классе.
В первые дни занятий был такой случай. Учительница в четвертом классе прочитала стихотворение А. С. Пушкина: "Буря небо мглою кроет, Вихри снежные крутя, То как зверь она завоет То заплачет как дитя.." и попросила выучить его. Я слышал, как она читала. Потом она спросила, кто его успел выучить, но никто не отозвался. Тогда по наивности отозвался я.
- Ну, прочти, - позволила Салмонида Фёдоровна. И я по памяти прочёл всё стихотворение, вспоминая замерзающую в снегу маму.
В начале зимы нас постигло большое испытание и страшное горе. Отец вернулся из Москвы и тайно поселился у брата Дмитрия. Он был очень болен. 24 декабря 1928 отец умер. Ему было только 52 года… Герой двух войн - Русско - Японской и Первой Мировой - он воевал не по принуждению, из чувства любви и долга перед Родиной. Дмитрий принял самое горячее участие в похоронах брата. Заказал и выполнил все ритуальные церковные и светские обязанности. Гроб с телом отца поставили в холодной части нашей горницы. Фискалы, пронюхав о приезде отца, но, не зная о его смерти, спрашивали маму: - Где муж?
-Ищите сами! Посмотрите в горнице направо, - отвечала мама со злой издевкой.
Фискалы, войдя в холодную часть горницы, только ахнули…
http://virginmuseum.ru/
Peter museum
Mycrossof
http://valenik.ru/ Рейтинг@Mail.ru