Просто призывать Путина освободить украинских политзаключённых — вещь абсолютно бесполезная{s1231} It's no use calling Putin to discharge the Ukrainian prisoners
история:
Известный российский адвокат уверен, что лишь международное давление на хозяина Кремля может помочь добиться возвращения на родину украинцев, незаконно удерживаемых в России.
С момента незаконного ареста в России собственного корреспондента агентства «Укринформ» во Франции Романа Сущенко прошло немногим более трёх месяцев.
Спецслужбы РФ задержали журналиста по сфабрикованному обвинению в шпионаже 30 сентября 2016, когда он приехал в Москву проведать родственников.
А всего в тюрьмах на территории России незаконно содержатся в заключении 17 украинцев и ещё несколько десятков человек — в аннексированном Крыму.
О ходе дела Романа Сущенко, российской судебной системе и о том, кто может решить вопрос освобождения наших соотечественников, «ФАКТЫ» расспросили адвоката Марка Фейгина, защищающего Сущенко.
— Марк Захарович, накануне нового года вам удалось побывать у Романа Сущенко в Лефортовском СИЗО. Расскажите, пожалуйста, как он себя чувствует?
— У моего подзащитного всё более-менее в порядке. Романа перевели в другую камеру.
Сосед — русский националист, из родноверов (родноверие — новое религиозное движение неоязыческого толка, провозглашающее своей целью возрождение славянских дохристианских обрядов и верований. — Ред.), задержанный по одному из многочисленных дел, которые сейчас открывают в отношении этой категории россиян.
В канун нового года у Романа исчерпался лимит по передачам, есть некоторые бытовые проблемы, но серьёзных — нет.
Что касается процессуальных вопросов, то следствие продолжается, срок содержания Романа под стражей истекает 30 января 2017.
За пару дней до этого ожидаемо назначат заседание суда, видимо, по представленному ходатайству о продлении срока.
Полагаю, что вряд ли следствие завершится раньше конца весны — начала лета.
Роман внимательно следит за новостями.
До последнего времени у него был телевизор, так что пресс-конференцию Владимира Путина 23 декабря 2016 он смотрел и вопрос украинского журналиста Романа Цимбалюка с призывом освободить Сущенко слышал.
У моего подзащитного есть по этому поводу собственные соображения и, будем надеяться, хотя бы часть из них реализуется.
— А как бы вы прокомментировали слова российского президента, сказавшего, мол, мы делаем всё, чтобы удерживаемые с обеих сторон лица были освобождены, и чем более полным будет этот обмен, тем лучше?
— Путин не просто уклонился, а ушёл от ответа, как это делает всегда.
Когда аналогичные вопросы задавали об освобождении Надежды Савченко, Владимир Путин отвечал несколько иначе. Мол, идёт следствие, суд разберётся и определит виновность или невиновность, а у меня нет полномочий…
Что же касается комментария президента России по делу Сущенко, то здесь всё было беспредметно.
Возможно, из-за того, что вопрос поставлен не конкретно. Огромное спасибо Роману Цимбалюку, который постоянно спрашивает о дальнейшей судьбе украинских узников, но просто призывать Путина освободить их — вещь абсолютно бесполезная.
Многие наверняка слышали, как российский режиссёр Александр Сокуров умолял Путина помиловать Олега Сенцова?
Ответ был примерно таким же. Поэтому, мне кажется, вопросы нужно формулировать конкретнее.
Вы же понимаете, каким репутационным рискам подвергается Россия из-за ареста журналиста, работавшего во Франции?
Роман Сущенко освещал встречи глав государств «нормандской четвёрки» (Украины, Франции, Германии и России).
Так что здесь присутствует и политическая составляющая, а не только уголовная, на которой упорно настаивает следствие.
И в этом — политические издержки лично российского президента. Мы же хотим знать конкретику: обменяют ли Романа Сущенко, например, на двух дезертиров, недавно задержанных на границе с Крымом?
Обсуждается ли такой вариант, а если нет, то какой ещё? Вот мне лично хотелось бы услышать ответ на этот вопрос.
— Вы недавно ездили во Францию, обсуждали с политиками дело вашего подзащитного. Эти контакты дали результат?
— Я не ожидал каких-то конкретных решений, скажем, звонка Франсуа Олланда Путину.
И было бы, наверное, предельно наивно полагать, что такого рода переговоры — и в Министерстве иностранных дел, и во французском Сенате — привели бы к немедленному результату.
Это сложная, длительная работа по созданию условий для обеспечения международного давления в вопросе освобождения Романа Сущенко.
А кто решает? Владимир Владимирович лично. Вот на кого давить нужно.
— Недавно была достигнута договорённость о том, что омбудсмены России и Украины смогут навестить своих сограждан, содержащихся под стражей в двух странах.
Как вы думаете, это прорыв в вопросе освобождения узников, уступка российской стороны, которая зачастую не допускает к украинцам в СИЗО даже консулов, или же просто хорошая новость?
— Новость очень даже неплохая. Например, поездка уполномоченных по правам человека в Крым — это хороший знак для дальнейшего обсуждения судьбы заместителя главы Меджлиса крымскотатарского народа Ахтема Чийгоза, которого защищает мой коллега Николай Полозов.
Там, откровенно говоря, ситуация почти безнадёжная, если только не будет достигнута какая-то политическая договорённость.
Потому что рассчитывать на беспристрастность российского суда в Крыму не приходится вовсе. Так что такие контакты очень полезны.
Обнадёживает и информация о поездке российского омбудсмена Татьяны Москальковой в николаевское СИЗО к бывшим украинским военным, перешедшим в Крыму на сторону России, — дезертирам Максиму Одинцову и Александру Баранову.
Кроме того, украинский омбудсмен Валерия Лутковская сообщила, что намерена встретиться с Романом Сущенко.
От этих двух событий я как бы перекидываю мостик к возможным переговорам о Сущенко и дезертирах.
Для меня между ними есть связь, хоть и умозрительная. Если Валерия Лутковская после новогодних праздников, которые в России очень длинные, попадёт к Роману, то это может означать возможность переговоров об обмене.
Вспомните, что таким же образом складывалась ситуация с Надеждой Савченко.
Ведь её освобождению предшествовал весьма продолжительный процесс дипломатических и политических переговоров, и когда появился так называемый обменный материал в лице Ерофеева и Александрова, стало понятно, что такой вариант возможен.
— Кстати, о Вашей бывшей подзащитной. Как Вы оцениваете её деятельность и попытки освободить украинцев, которых держат в плену на оккупированной территории Донбасса?
— Всё, что касается внутриукраинского политикума, создания партий, какого-то пиара на этом Надежды Савченко или её окружения, я не комментирую.
Это прерогатива украинских избирателей: оценивать, голосовать или не голосовать.
Что же касается её заявлений об освобождении политических заключённых и заложников, то я пока не вижу, как она может помочь.
Её встреча в Минске с главами так называемых «ЛНР» и «ДНР» и последовавшее за ней освобождение двух женщин, на мой взгляд, не решает проблему в полном объёме.
Скорее, здесь просматриваются некие публичные манипуляции со стороны Москвы и ФСБ, которая плотно курирует данные вопросы.
Возможно, Надежда Викторовна искренне хочет помочь людям. Но надо понимать, что такие проблемы не решаются вне связи с политической властью в том же Киеве.
Условно говоря, завтра прозвучит, что представители оккупированных районов ведут дело исключительно с Савченко.
А на кого она будет менять заложников? У неё, что, есть частная тюрьма, где содержатся интересующие «ДНР» и «ЛНР» люди, или её кто-то выбрал президентом, наделив полномочиями миловать преступников?
Где она будет брать обменный материал? И как она будет контактировать с главой государства, если публично называет его слабым и так далее?
То есть ей проще наладить контакт с Захарченко и Плотницким, чем с Порошенко. Политически это совершенно абсурдная конструкция.
Поэтому в этом плане хороших перспектив я не вижу.
— Марк Захарович, хочу вернуться к судьбе Олега Сенцова.
Владимир Путин, отвечая Сокурову, сказал, мол, крымчанин осуждён за то, что якобы планировал теракт, могли пострадать люди. В России часто судят за намерение?
— Мне кажется, что в этом случае он говорил больше на российскую публику и на понятном ей языке.
Мол, Сенцов — режиссёр, вот и надо было ставить спектакли и фильмы, а он занялся другим, преступным, и в результате его деятельности могли погибнуть российские граждане.
Смысл сводился именно к этому.
Подавляющее большинство приговоренных к реальным срокам в России украинских политзаключённых, в том числе Олег Сенцов, Станислав Клых, Николай Карпюк, Валентин Выговский — не совершали того, за что их осудили.
И это является основанием призывать Кремль помиловать их и отпустить.
Между тем в заявлениях на эту тему разных известных людей, обращающихся к Путину, читается просьба дать возможность реальному преступнику избежать ответственности.
И президент России прекрасно этим пользуется.
Вспомните всё ту же пресс-конференцию 23 декабря 2016, когда, отвечая на вопрос Романа Цимбалюка, Путин сказал: «У нас никого не пытают и не бьют!
Задержанные (украинцы, похищенные в Крыму. — Авт.), сами всё рассказывают, дают признательные показания, называют не только имена и фамилии, но и адреса частей…»
И это говорит президент, которому прекрасно известно, какие непроцессуальные методы применяют к людям, на которых пытаются взвалить ответственность за диверсии, организацию террористических актов и так далее.
Ещё как пытают! Всё, что говорит Владимир Путин в публичном пространстве, — это попытка не разобраться, а сделать всё возможное для того, чтобы не уступить, не освободить и не обменять Олега Сенцова, о деле которого, как я думаю, он хорошо осведомлён.
— А что Вы думаете о недавнем решении Дорогомиловского суда Москвы о признании Революции достоинства в Украине переворотом?
— Это полное безумие и абсурд. В данном решении есть несколько сторон: политическая, общественная, публичная и юридическая.
Начнём с того, что у России в этом гражданском процессе нет юридических полномочий решать значимые политические вопросы по обращению иностранных граждан.
Вот, к примеру, если бы бывший член фракции Партии регионов народный депутат Владимир Олейник (именно он подал иск о признании Революции достоинства государственным переворотом. — Авт.) как гражданин Украины, проживающий в России, обратился в суд по месту жительства о признании кого-то умершим, то суд принял бы соответствующее решение.
Но подавать иск о смене власти в соседнем государстве… Извините, а на основании каких нормативных актов судьи утвердили сей вердикт?
Читал, что Дорогомиловский суд сослался в своём определении на то, что у Олейника нет возможности обратиться в украинские судебные инстанции…
Пожалуйста, делайте это через представителя. Какого чёрта вы решаете этот вопрос в России?! Нет такой юрисдикции, нет таких полномочий у российского суда.
С тем же успехом можно выносить вердикты о воскрешении умерших!
Видимо, заинтересованные в таком решении лица преследовали пропагандистскую или юридическую цель.
В первом случае это возможность для беглых украинских экс-чиновников размахивать бумажкой и говорить, что «переворот» в Украине юридически признан.
Во втором — основание для обращения в Европейский суд для снятия с них санкций или же, чтобы оспорить прекращение их полномочий в Украине.
А что, может, именно такая у них безумная цель? Вот только я не вижу никаких юридических оснований для использования данного решения в различных инстанциях, в том числе и судебных международных.
— Возможно, это делается для дальнейшего обострения ситуации в Украине?
— Может быть, но я склонен считать, что это была инициатива снизу, от всех этих беглых украинских экс-чиновников.
В России они образуют некую коммуну и, видимо, пытаются как-то решить свои вопросы.
Потому что способов для дестабилизации отношений между Россией и Украиной у Кремля вполне достаточно и без пенсионера Януковича с его присными Пшонкой и cым.
Что, у Кремля нет возможности выйти, например, из минского процесса? Ради Бога, сколько угодно! Этот процесс можно торпедировать совершенно с разных точек и гораздо более действенно.
Возможно, таким образом заинтересованные лица пытаются закрыть бреши в «распиле» денег, выделяемых Кремлём на антиукраинскую кампанию.
Объяснений может быть много. У Путина, чтобы ухудшить украинско-российские отношения, и без того дошедшие до нижней точки, есть масса куда более действенных возможностей, чем решение какого-то районного суда.
