Чтение Конституции вершилось без сучка, без задоринки.
Её свидетели собрались в круг, и каждый продекламировал любимую статью из неё. 31-ю -- хором.
Пара полицейских поинтересовалась: «А что вы тут делаете?», -- и на цыпочках отошли в сторонку. Три автозака пустовали. Пустовала и площадь.
Никто не мешал чтению и слушанию самих себя. Всё организованно было чудесным образом. Ещё бы.
Когда за дело берётся Ира Яценко, обладающая даром лаконичного убеждения сомневающихся, собранных с округи Москвы, по-другому быть и не могло.
Слушатели нам не нужны. Закусив Макдональсом, мы обратимся через интернет к виртуальному народу, показав себя, читателей, на терминале компьютеров.
Сплотив себя с народом и народ с собой, мы совершим виртуальную революцию и согласно 31-й статьи Конституции наконец утвердим в своём отечестве право собираться мирно пешком, а не кататься в автозаках.
Я из другого мира, переброшен машиной времени сюда. Я не понимаю этот мир. Я здесь лишний. Есть такая категория в социальной истории России – «лишние люди».
Я им не нужен, а вот они мне нужны – надо же к чему-нибудь пристать, к кому-нибудь прислониться. Им не нужны знания, они хотят действовать, но не знают как – веды не читали.
И что-то нас объединяет – вражда, ненависть к тому, что мешает нам любить друг друга. Да вроде бы и любим, но эта любовь скоротечна – спотыкается об не так, не то, не такой…
Вчера меня любили, а сегодня, прочитав, разлюбят: не так, не то, не такой…
Смотрю на собравшихся. Я люблю читать лица. Научился этому искусству во времена бродяжничества по Руси, коллекционируя типажи, образы и сюжеты.
Вот Л. -- прекрасно плавает по поверхности мысли, но нырять не может.
А вот И. – глубоко ныряет и ещё лучше плавает, но на поверхности теряет ориентиры.
Или взять другую Л. – отлично владеет брасом, от которого не может избавиться, нырнув, но, вынырнув, кричит: «Тону, спасите!»
В. – непревзойденно владеет языком антиподов и готов утопить всех, кто не сопровождает своё плавание речитативом этого языка.
Т. – неплохо овладел всеми стилями водного спорта, но никак не в состоянии избавиться от преклонения перед тренером, что мешает ему самостоятельно участвовать в Олимпийских играх.
А кто я? Не ношу с собой зеркало, а то бы ответил. Но по привычке прибег к образу.
Вообразил вертикальную линию, нижняя точка – самый глупый, верхняя – самый умный. Куда бы поместил себя? Пожалуй, между средней точкой и верхней.
И тут же расхохотался: куда не помести – всё дурак из русских сказок, но без хеппи энда.
Что я пишу?! Никакого общественно-политического значения. И действительно: когда это у нас индивидуальное сознание было элементом общественного.
В том мире, откуда я провалился в этот, ещё отвратительнее сущего, моё индивидуальное сознание вырабатывалось нелегально, избегая стола, на котором тебя шинкуют, как капусту, и оставляют закисать под спудом наваленного на тебя мёртвого груза камней.
Приходилось нырять, дабы быть незаметным, и ориентироваться, вынырнув, употребляя все стили плавания , избегая ограждённой дорожки, направляющей тебя к предписанному финишу.
Искусство ныряния и предопределило моё сознание, не согласующееся с общественным в этом плоском мире, в котором невозможно нырнуть, не размозжив голову.
Да и читать не станут – много слов. А если кто и прочитает – поставит диагноз.
Да и ладно. Пусть разлюбят, а я не перестану их любить. Потому что признаю, что разглядываю этот мир со своего, а из этого на него смотреть не умею.
Значит, я не прав, ошибаюсь, утратив естественный для меня взгляд на вещи, не находя в них смысла. Значит, не прав. Значит, и виртуальная революция возможна.
Приспособлюсь и к ней. И свидетелем Конституции буду. И бумажным плакатом воевать стану. И сплачивать виртуальный народ виртуальными словами не перестану.
Да просто мне горько, плохо мне – по глупости влез в чат. Оттого и написал. Не берите в голову.
Вот и ночь прошла. Скоро позвонит социальный работник, спросит, жив ли или пора хоронить? Даже не знаю, что ответить: виртуально жив или виртуально мёртв.